Емельян Ярославский «О тяжелом оскорблении»
Всероссийский священный собор православной церкви, осведомившись о намерении Совета народных комиссаров устроить в день 1 мая нов. ст. политическое торжество с шествием по улицам и в сопровождении оркестров музыки, напоминает верующим, что означенный день совпадает с великой средою.
«В скорбные дни Страстной Седьмицы всякие шумные празднества и уличные шествия, независимо от того, кем и по какому случаю они устраиваются, должны рассматриваться как тяжелое оскорбление, наносимое религиозному чувству Православного народа.
Посему, призывая всех верных сынов Православной церкви в упомянутый день наполнить храмы, Собор предостерегает их против какого-либо участия в означенном торжестве. Каковы бы ни были перемены в русском государственном строе, Россия народная была, есть и останется Православной».
Это постановление, принятое 7 апреля 1918 г., раздается в храмах и на улицах.
Когда цари приказывали священникам венчать их на третьих и четвертых женах, эти священники венчали их, хотя знали, что это противоречит ими же проповедуемым «законам» православной церкви. Когда попы торгуются у смертного одра, сколько взять за погребение и отпевание, когда торгуются, сколько взять за венчание, за таинство брака или за таинство крещения, когда в самой церкви, иногда у алтаря, идет торг, когда все знают, что в монастырях идет и была блудная и пьяная жизнь, — тогда никто на церковном соборе не принимал постановлений и не раздавал их верующим и не говорил, что это «оскорбляет религиозное чувство верующих».
Когда помещики пороли на конюшнях крестьян, людей, «созданных по образу и подобию божию», когда продавали людей в рабство, попы возводили очеса к небесам, возносили молитвы за господ и говорили крестьянам: «терпение, рабы да повинуются господам своим».
И никто из них не сказал, что это — «тяжелое оскорбление, наносимое религиозному чувству православного народа».
Когда русские войска отправлялись в Галицию и там по приказу царей громили православные храмы, попы благословляли войска на кровопролитие, и никто из них не сказал, что это «тяжелое оскорбление, наносимое религиозному чувству православного народа».
И даже по приказу начальства они устраивали торжественные шествия в страстную седьмицу, потому что так приказывал их господин, из яслей которого они ели.
А вот теперь, о демонстрации в день праздника трудящихся, они говорят, как о «тяжелом оскорблении религиозного чувства».
Мы никому не предписывали, не приказывали, мы не писали, чтобы в этот день не молились в храмах, мы никого не насилуем, никому не угрожаем. К миру и братству призываем мы в этот день всех трудящихся, к борьбе с человеконенавистничеством, с войнами, с голодом и угнетением масс. К миру и братству народов будут звать наши речи, наши статьи, листки, знамена, на которых пламенеют слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».
А вы, лицемеры, говорите об «оскорблении» и не замечаете, как оскорбляете миллионы тружеников! В своем ослеплении вы не видите, что только отталкиваете от себя тех, кто еще наполовину с вами, потому что они увидят, что вы можете идти только впереди покойников. За новый порядок жизни бьется народ, а вы — гасители его стремлений к освобождению, вы, зовущие его во тьму, — вы не можете идти впереди живых.
Пусть, кто хочет быть с тружениками, выйдут в этот день и присоединятся к нам. 30 апреля 1918 г.