Пишу под свежим впечатлением только что прочтенного мной Вашего письма. Оно возмутило меня своей непродуманной трескотней, так что я не могу удержаться от желания откровенно высказать свое мнение. Передайте, пожалуйста, мое письмо автору его и скажите, что обижаться на резкое слово нечего. Это ведь не для печати.

Письмо стоит ответа, по-моему, ввиду того, что оно особенно рельефно освещает одну характерную черту в настроении многих нынешних революционеров. Ждать указки, требовать всего сверху, со стороны, извне, беспомощно разводить руками при виде неудач, испытываемых на месте благодаря неактивности, жалобы и жалобы, выдумывание рецептов, которые бы излечили зло дешево и просто.

Не придумаете, господа! При неактивности вас самих, если вы у себя под носом будете допускать расколы и потом охать, да ахать, да жаловаться, — никакие рецепты не помогут. И неумно совсем осыпать нас за это жалобами. Не подумайте, чтобы мы обижались за обвинения и нападки ваши: привыкли, знаете, чертовски привыкли к ним, так что они не задевают!

«Массовая» литература, «десятки пудов» — этот ваш боевой клич есть не что иное, как именно выдуманный рецепт для излечения вас со стороны от вашей собственной неактивности. Поверьте, что никакие такие рецепты не подействуют никогда! Если вы сами не будете энергичны и поворотливы, — никто вам ничем не поможет. Вопить: дайте нам то и то, доставьте это и это — весьма нерезонно, ибо вы сами должны взять и доставить. Нам об этом писать бесполезно, ибо мы отсюда этого сделать не можем, а вы от себя можете и должны: я говорю о доставке имеющейся у нас и издаваемой нами литературы.

Некоторые местные «деятели» (получающие сие название от их бездеятельности), видя по нескольку номеров «Искры» всего, не работая активно над массовым получением и распространением ее, выдумывают себе легкую отговорку: это не то. Нам подай массовую литературу, для массы! Разжуй, в рот положи, а проглотим, может быть, и сами.

Как феноменально нелепы кажутся эти вопли тому, кто знает и видит, что они, эти местные «деятели», не умеют поставить распространение и того, что есть. Не смешно ли читать: подайте десятки пудов, когда вы не умеете взять и развезти и пяти пудов? Сделайте-ка это сначала, почтеннейшие «фантазеры на час» (ибо первая неудача сбивает вас со всего, даже со всех ваших убеждений!). Сделайте это, и тогда, когда вы сделаете это не раз, а десятки раз, вырастет и издательство в ногу с запросами.

Говорю: вырастет, ибо ваши вопли о массовой литературе (без критики и смысла перенятые у соц.-рев. и свободовцев и всяких растерянных «бездеятелей») основаны на забвении маленькой... очень маленькой мелочи, именно: на забвении того, что вы не умеете взять и распространить даже сотой доли той массовой литературы, которую мы сейчас издаем. Я беру один из последних списков одного из немногих (из мизерно, жалко, постыдно немногих) наших транспортов. Нижегородские речи, ростовская борьба, брошюра о стачках, Дикштейн — ограничусь этим. Четыре, только четыре вещички! Как мало! !

Да, очень мало! Да, нам нужно четыреста, а не четыре.

Но позвольте-ка вас спросить, сумели ли вы хоть четыре-то распространить в десятках тысяч? Нет, вы не сумели этого сделать. Вы не сумели распространить и в сотнях. Поэтому вы и кричите: давайте нам десятки пудов! (Никто и никогда ничего вам не даст, ежели не сумеете брать: запомните это.)

Сумели ли вы использовать те сотни, которые вам доставили, привезли, в рот положили?? Нет, вы не сумели этого сделать. Вы не сумели даже на этой мелочи связать массы с социал-демократией. Мы имеем ежемесячно десятки и сотни листков, сообщений, корреспонденции и писем из всех концов России, и у нас не было ни одного (подумайте хорошенько над точным смыслом этих точных слов: «ни одного»!) сообщения о распространении этих сотен в массе, о впечатлении на массу, об отзывах массы, о беседах в массе об этих вещах! Вы оставляете нас в таком положении, что писатель пописывает, а читатель (интеллигент) почитывает, — и потом этот же ротозей-читатель мечет гром и молнии против писателя за то, что он (писатель!!!) не дает «десятки пудов» везде и повсюду. Человек, вся задача которого связать писателя с массой, сидит, как нахохлившийся индюк, и вопит: подайте массовой литературы, не умея в то же время использовать и сотой доли того, что есть.

Вы скажете, конечно, что «Искры», например, этого главного нашего продукта, и нельзя, вообще нельзя связать с массами. Я знаю, что вы скажете это. Я сотни раз слышал это и всегда отвечал, что это неправда, что это увертка, отлыниванье, неуменье и вялость, желание получить прямо в рот жареных рябчиков.

Я знаю из фактов, что люди деятельные умели «связывать» «Искру» (эту архиинтеллигентскую, по мнению плохоньких интеллигентов, «Искру») с массой даже таких отсталых, малоразвитых рабочих, как рабочие подмосковных промышленных губерний. Я знал рабочих, которые сами распространяли среди массы (тамошней) «Искру» и говорили только, что ее мало. Я слышал совсем недавно рассказ «солдата с поля битвы», как в одном из таких фабричных захолустий центра России «Искру» читают сразу во многих кружках, на собраниях по 10—15 человек, причем предварительно комитет и подкомитеты сами читают каждый номер, намечая сообща, как именно каждую статью использовать в агитационном сообщении. И умели использовать даже те жалкие 5—8 (maximum: восемь!!) экземпляров, которые только и попадали им благодаря безрукой бездеятельности сидящих около границ деятелей (не умеющих никогда устроить даже приемок для транспортеров и надеющихся, что писатель будет им рожать не только статьи, но и людей с руками!).

Скажите-ка, положа руку на сердце: многие ли из вас так использовали каждый из полученных вами (доставленный к вам, привезенный к вам) экземпляр «Искры»? Вы молчите? Ну, так я скажу вам: один из сотни попадающих в Россию (по воле судеб и по бездеятельности «читателей») экземпляров используется так, с обсуждением каждой заметки в ее агитационном значении, с чтением каждой заметки в кружке рабочих, во всех кружках всех рабочих, которые только имеют привычку сходиться вместе в дан¬ном городе. И вот люди, не умеющие переработать даже сотой доли попадающего к ним материала, вопят: давайте десятки пудов!! Щедринская формула (писатель пописывает) еще далеко, далеко чересчур оптимистично смотрит на «читателя» ! !

Современный читатель (из интеллигентных социал-демократов) дошел до того, что жалуется на писателей за то, что интеллигенты на местах вялы и «командуют» рабочими, ничего не делая для них. Жалоба справедливая, тысячу раз справедливая, но только... по адресу ли она? Не позволите ли вы нам вернуть сию жалобу отправителю со взысканием с него двойного штрафа?? Вы-то чего смотрите, почтеннейшие гг. жалобщики? Если ваши приятели не умеют использовать «Искры» для чтения в кружках рабочих, не умеют выделить людей для доставки и развозки литературы, не умеют помочь рабочим самим образовать кружки для этого, то отчего вы не гоните в шею таких безруких приятелей?? Вы подумайте только, в каком вы милом положении оказываетесь, когда вы нам на вашу собственную безрукость жалуетесь??

Это — факт, что не используется «практиками» и сотой доли того, что они могут взять. И не менее несомненный факт, что только отговоркой и отлыниванием является выдумывание этими практиками особых сортов «массовой» литературы. В письме 7 ц. 6 ф., например, три сорта «нам» (конечно, уже нам) рекомендуется:

1) Популярная газета. Разжуйте каждый факт так, чтобы он без переваривания шел впрок. Так, чтобы нам, «деятелям», и желудков вовсе не надо было иметь.

Не беда, что до сих пор мир даже не видал такой «популярной» «газеты», ибо газета отвечает на все, а популярная литература учит чему-либо немногому. Не беда, что все наши образцы такой литературы, начиная от «Рабочей Мысли», продолжая «Впередами», «Рабочими Делами», «Красными Знаменами» и проч., неизбежно и непременно оказывались ублюдками, и не популярными и не газетами. Не беда, что все попытки «рабочих» газет только питали и будут всегда питать нелепое деление интеллигентного и рабочего движения (деление, вызванное скудоумием и безрукостью интеллигентов, которые доходят до того, что с места за тридевять земель жалобы шлют на свою собственную безрукость!). Не беда, что все попытки «рабочих» газет плодили до сих пор и будут у нас всегда плодить кустарничество и особые, глубокие, казанские и харьковские теории. Не беда все это. Ведь вот пленительная «Свобода» и пленительные («дух замирает») эсеры издают же — и уф, какую массу! — популярных газет и газет-журналов!! «Народное Дело»227, «Красное Знамя», «Свобода» — журнал для ра¬бочих, «Отклики» — газета и журнал для рабочих, «Лучина» — для крестьян, «Рабочая Мысль» — женевская газета петербургских рабочих! ! Не беда, что все это — дермо, но зато массовое дермо.

А у вас все одна «Искра», скучно ведь! 31 номер и все «Искра», тогда как у пленительных людей на два номера одного названия (дерма) приходится немедленно три номера другого названия (дерма). Вот это — энергия, вот это весело, вот это ново! А наши-то социал-демократы...

2) И брошюры-то у «них» все новые да новые. И каждый оттиск идет за брошюру, и все это шарлатански выкрикивается, листы подсчитываются (миллион листов: см. № 16 «Революционной России». Рекорд побили! Чемпионы!).

А у нас! Оттиски не считаются брошюрами — интеллигентщина, литературщина!! Переиздаются старые, престарые Дикштейны, — тогда как всем девицам в Париже и в Чернигове известно, что десять новых брошюр (дерма) во сто раз больше значат, чем одна старая, да хорошая.

Это ведь только у немцев так, что вот, например, в 1903 году переиздают в одиннадцатый раз «Наши цели» Бебеля, написанные 34 года тому назад!! Это скучно. У нас «пленительные» соц.-рев. так и прыщут. А наши местные «деятели» не умеют воспользоваться ни старыми (20 лет тому назад: старье! в архив!) плехановскими брошюрами, ни «какой-нибудь» одной (одной!) брошюрой о стачках и записке Витте!

Я уже не говорю о том, что местный «деятель» палец о палец не ударил, чтобы выжать хорошие брошюрки от сидящих по ссылкам писателей, — чтобы поставить сотрудничество в «Искре» местных литераторов. К чему это? Жаловаться гораздо легче, чем налаживать такую хлопотливую вещь! И современный читатель, не краснея, называет себя «искряком» на том основании, что он в «Искру» жалобы пишет. И ему нисколько не совестно за то, что в «Искре» на 99/100 все те же 3 1/2 человека пишут. И ему не надо даже соображать, что прекратить «Искру» нельзя, что двухнедельный выход 1 1/2—2 листов требует-таки хлопот. И он все же, с легкомыслием прямо бесподобным, восклицает: 31 номер, а все еще дураков на местах и безруких нытиков много!! Аргумент, поистине, разрушительный... только кого и что он разрушает?

3) Листки.

Дайте нам листки! Комитеты не могут!! Напишите, доставьте, привезите (и распространите?) листки!

Н... да, это уже вот последовательно. Я разеваю рот, — а вы сыпьте: вот новая формула отношений «писателя» и «искряка»-практика! Договориться до того, что местные листки не под силу местным организациям (состоящим из ротозейничающих «деятелей»?), что эти листки должны даваться из-за границы, это уже предел всего. Это такое великолепное (с моей точки зрения) увенчание здания всего письма 7 ц. 6 ф., что я могу только этим «венцом» и закончить. Сей сияющий венец только потускнеет от добавлений или комментариев.

Написано во второй половине января 1903 г.

Впервые напечатано в 1924 г. в журнале «Молодая Гвардия» № 2-3

Печатается по рукописи

В.И. Ленин. Несколько мыслей по поводу письма 7 ц. 6 ф. // В.И. Ленин. Сочинения. Четвертое издание. Государственное издательство политической литературы. Москва, 1946. Том 6. С. 279-284.