Прислушайтесь, на заводы придите,

в ушах –

навязнет страшное слово – «вредитель» –

навязнут названия шахт.

Пускай статьи определяет суд.

Виновного хотя б возьмут мишенью тира…

Меня презрение и ненависть несут

под крыши инженеровых квартирок.

Мы отдавали им последнее тепло,

жилища отдавали, вылощив,

чтоб на стене орлом сиял диплом

им-пе-раторского училища.

В голодный волжский мор работникам таким

седобородые, доверясь по-девически,

им отдавали лучшие пайки:

простой, усиленный, академический!

Мы звали: «Помогите!» И одни,

сменив на блузу щегольскую тройку,

по-честному отдали мозг и дни

и держат на плечах тяжелую постройку.

Другие ... жалование переслюнив,

в бумажник сунувши червонцы,

задумались ... «Нельзя ли получить и с них ...

доллары в золоте с приятным, нежным звонцем?»

Погладив на брюшке советский первый жир

и вспомнив, что жене на пасху выйти не в чем,

вносил рублей на сто ошибок в чертежи:

«Чего стесняться нам с рабочим неучем?»

А после тыкался по консулам

великих аппетитами держав…

Докладывал, что пущено на слом,

и удалялся, мятенький долларчик сжав…

Попил чайку. Дремотная тропа

назад ведет полузакрытые глаза его…

и видит он – сквозь самоварный пар

выходят прогнанные щедрые хозяева…

Чины и выезды… текущий счет…

и женщины разрозились духами.

Очнулся… Сплюнул… «На какой мне черт

работать за гроши на их Советы хамьи?!»

И он, скарежен классовой злобою,

идет неслышно портить вентилятор,

чтобы шахтеры выли, задыхаясь по забоям,

как взаперти мычат горящие телята…

Орут пласты угля, машины и сырье,

и пар из всех котлов свистит и валит валом.

«Вон – обер-штаб-офицерьё

генералиссимуса капитала!!»

[1928]